Валентин Червяковский
Валентин Червяковский родился в семье потомственного священника Сергея Александровича Червяковского, служившего в деревне Заблудово под Гродно. Еще в детстве он понял, что значит быть сыном лишенца. Некоторые эпизоды своей школьной жизни описаны им в книге «Возвращение». Учителя считали, что «нет никакого смысла учить сына нетрудового элемента дальше четвертого класса». Его старшую сестру Нину после окончания ею школы не приняли ни в один институт. Ей удалось подать документы только в торфяной техникум, подправив по подсказке директора техникума анкету.
В ночь на 1 сентября 1937 года о. Сергия арестовали по ложному доносу. Несмотря на все попытки семьи добиться его освобождения, был вынесен приговор — десять лет без права переписки. Закамуфлированный расстрел… Вскоре после ареста мужа мать о. Валентина выслали в Вышний Волочок, где на нервной почве у нее открылся рак. Когда сын приехал к умирающей матери, она попросила,«если случится чудо и не будет больше большевиков, и начнут открывать церкви Божии, чтобы он, в память о них с отцом, обязательно стал священником, служил в отцовской церкви и восстановил ее такой, какой она была при нем».
Война застала Валентина студентом третьего курса Политехнического института. Вместе с дедом, бабушкой, тетей Катей (сестрой матери) и ее мужем он перебрался из Пушкина в Тярлево. Сестра Нина за четыре дня до прихода немцев на несколько дней уехала в Ленинград. Больше брату и сестре никогда не суждено было увидеться. Нина умерла в Москве сразу после эвакуации из блокадного Ленинграда…
Страшно и больно читать в книге о. Валентина о том, что пришлось пережить оставшимся членам некогда большой и дружной семьи во время оккупации. Почти сразу после начала войны умер дед. Так же, как и в блокадном Ленинграде, в Тярлево царил голод. Валентин и тетя Катя выбирались в запретную зону на капустные поля, чтобы добыть хоть немного еды. Каждая такая вылазка грозила смертью — поля обстреливались. Они пробовали ходить по окрестностям выменивать продукты, просили милостыню (часто безуспешно). После одного такого похода, возвращаясь в Тярлево, они встретили своих соседей, везущих гроб с телом мужа тети Кати, а в нетопленном доме лежала бабушка. Тярлево объявили запретной зоной — надо уходить. Валентин нашел в Павловске у знакомых пустую комнату. Вскоре умерла и бабушка. Вот, что пишет о. Валентин о событиях тех страшных лет: «Насмотрелся я тогда. На все насмотрелся: и на бездушие, и на несправедливость, и на умирающих с голода, и на убитых и непогребенных, и на повешенных за людоедство. И после войны всего повидать мне хватило. А поэтому в сорок шестом, когда видел милостыню просящих, особенно стариков и детей, всегда делился с ними, чем мог, хотя голодный сам был. Да помянет мне это Господь Бог в трудные минуты жизни моей…»
Двадцатилетний Валентин устроился на работу на Гатчинский вокзал Балтийской железной дороги — ведь нужно было выживать самому и кормить тетю Катю. Однажды его напарник в мастерской рассказал ему об открывшейся Виленской семинарии. Это выглядело как спасение, потому что уже пришла повестка о зачислении Валентина Червяковского в русскую освободительную армию. Валентин с большим трудом добрался до Вильно.
Атмосфера в семинарии была совсем не дружелюбной: почти все учащиеся оказались в ее стенах случайно, зачастую чтобы просто спрятаться от всех бед. Искренность и прямодушие семинариста Валентина Червяковского пришлись не по душе ректору, и его решили отчислить как не разбирающегося в основных положениях веры. К счастью, в семинарии он познакомился с о. Владимиром, который после расспросов об отце Валентина рассказал, что в Варшаве у него, оказывается, есть родственники. Да не кто-нибудь, а митрополит Варшавский и его племянница! И лучший выход для Валентина – связаться с ними и перевестись в Варшаву. Ответ на письма долго не приходил, и тогда в третьем письме Валентин сделал размашистыми каракулями отчаянную приписку красным карандашом. Это сработало, и он получил справку о приеме в Варшавскую семинарию.
14 сентября 1944 года в Варшаву вступили советские войска. Валентин скрывался от уходящих немцев и от бомбежек в подвале митрополичьего дома. Однажды в подвал зашел молодой солдат и спросил:
– Есть здесь кто-либо из Союза?
– Ну, я.
— Пойдем со мной.
Так Валентин оказался в лагере под Варшавой, откуда был перевезен в подмосковный фильтрационный лагерь. Условия были невыносимыми. На первом же допросе в подмосковном лагере следователь-лейтенант, как пишет о. Валентин, «настрочил такого, чего при всем желании для своего лютого врага я не смог бы придумать и за год». К счастью, не все были такими, как тот лейтенант. После долгих месяцев заключения Валентина Червяковского отпустили.
Вернувшись в Ленинград, Валентин попытался восстановиться в Политехническом институте, но ему было отказано. Прописку удалось получить благодаря Анастасии — дочери старосты храма Спасо-Преображения в Тярлево Филюты, расстрелянного вместе с о. Сергием. О том, чтобы закончить семинарию, как хотела умирающая мать, не могло быть и речи: пребывание на оккупированной территории, семинария автокефальной церкви в Варшаве — с такой анкетой в семинарию его бы не взяли. С детства у Валентина была тяга к рисованию и живописи. Устроившись учеником лепщика в Павловский дворец, Валентин отработал там все лето, а осенью подал документы с подправленной анкетой в Ленинградское высшее художественно-промышленное училище имени В. И. Мухиной.Началась учеба и жизнь впроголодь. Валентин подрабатывал два раза в неделю учителем рисования в средней школе, сначала в одной, а потом — сразу в четырех. Наконец, он устроился в спецпоезд реставрировать Московский вокзал. Но диплом защитить не удалось: вскрылись подлинные анкетные данные. Из трех школ пришлось уйти, так как справку об окончании училища предоставить теперь было невозможно. Получить высшее образование все-таки надо, и Валентин, подал документы на заочное отделение Лесотехнической академии.
Его расписание включало посещение занятий и дневного, и вечернего, и заочного отделений, а также график сдачи зачетов и экзаменов экстерном. Он спал по пять часов в сутки: в семь утра вставал, в двенадцатом часу ночи возвращался домой после занятий и готовился к очередному экзамену или писал заочные контрольные работы. Своего жилья у него не было, приходилось снимать...
К весне 1953-го за полтора года такого напряженного труда Валентин стал студентом пятого курса. «Но тут произошло необыкновенное и радостное событие», — пишет о. Валентин: «Слава Богу, умер Сталин»! Теперь можно было защитить диплом в художественном училище. Второй диплом, который уже утратил свою актуальность, Валентин получил спустя четыре года.
Появились высокооплачиваемая работа и собственное жилье. Валентин женился, но семейная жизнь не заладилась. Жена ушла от него, объяснив, что муж с «такой анкетой и биографией» ей не нужен.
Тридцать лет Валентин Сергеевич преподавал в институте, стал кандидатом наук, доцентом кафедры и даже ученым секретарем специализированного совета по защите докторских диссертаций. Но все это время его не оставляла мысль исполнить завет матери. Неуемная энергия и твердость характера помогли ему добиться открытия Знаменской церкви в Царском селе. В середине 90-х годов он создал инициативную группу по возвращению тярлевского храма Спасо-Преображения Православной Церкви, помогал приходам церкви Шуваловского кладбища и церкви Петра, митрополита
Московского…
В 1994 году Валентина Сергеевича рукоположили в диакона, через год он организовал приход храма Спасо-Преображения. А в 1998 году мечта его жизни начала сбываться: храм передали Православной Церкви, в 2003 году начались восстановительные работы. С этих пор о. Валентин был неразлучен с храмом. Несмотря на ухудшающееся здоровье и преклонный возраст, он служил на литургии каждое воскресенье. Он очень беспокоился, что недостаточно потрудился для светлой памяти своих родителей.
Диакон Валентин пережил 12 операций, тринадцатую не перенесло сердце… 14 июля 2006 года закончился земной путь о. Валентина. Похоронили его на маленьком уютном прихрамовом кладбище в поселке Поги.
Вечная память.